А мыло заливается уже после покраски в новую воду, чтобы промыть остатки красителя. А после мыла полоскание, а потом полоскание опять… два несчастных создания напрыгались вокруг стиральной машины типа «бочка» за день настолько, что когда мамаша Ленкина ушла в ночную смену, никаких игривых мыслей не возникло. То есть на автомате я стащил трусики с попки подруги, наклонившейся над ванной в характерной позе полоскальщицы, но услышал от неё безнадежное: «И что?» Понял, что ничего, поднял за подмышки и выпрямил, чмокнул в щёчку и сменил Ленку. Дубленка сама себя не выполощет. Зато обтекала шкура уже сама. Долго и скучно. А потом ночью природа подарила нам минус двадцать градусов цельсия, так что утром моя шубка, висящая на балконе, более всего была похожа на сказочный наряд снежной королевы. Вся поверхность, особенно воротник, была покрыта искрящимися иголочками льда, нежный розовый цвет как-бы намекал:

— Фотай, размещай в сети, круто же!

— Чего? В какой сети, внутренний голос? Чем фотать?

— Телефоном. Ладно, забей. Я тебе потом расскажу.

По поводу нежного розового: после встряхивания дубленки родной цвет вернулся. Как бы кому не показалось диким, (а некоторым показалось) я выбрал в качестве родного цвета вишнёвый. Неизбитый цвет, зачетный. Через ледяные иголочки тон смотрелся розовым, но по факту меня устроил — брутальный темно-вишневый цвет после окончательного досыхания остался вполне насыщенным. Зато теперь ни одна падла не скажет, что на мне полушубок охранника. Тем более, что я перешил обшлага рукавов, срезал со спины армейский хлястик, а воротник мы с Леной слегка подстригли, чтобы он не выглядел убитой собакой. Большие пуговицы в тон и самодельные «разговоры», вышитые мной, не оставляли от армейского фасона ничего. Минимум, Югославский пошив, а то и сама Франция!

Теперь вы понимаете негодование покупателя в Югославской дубленке и итальянских джинсах по поводу отвратительного ассортимента «Радиотоваров», идущего через полгорода пешком за музыкой в другой магазин. Спустя полгорода и сорок минут я набрел на товар. Электрофон «Вега-109», то есть проигрыватель и усилитель в одном корпусе, безо всяких радиоприемников, зато с десятиваттными колонками за триста десять рублей каким-то чудом завис в магазине. По словам продавца он только-только поступил в продажу. Цена была напечатана типографским способом белой краской на задней панели рядом с названием модели и ГОСТом.

— А что с ним не так?

— Да всё так, просто чуть не последней из первой партии. Все хотят новьё в плане дизайна и функциональности.

— А по звуку?

— По звуку честный первый класс. Только один момент — подвеска слишком чуткая, начнете топать по полу, иголка начнет скакать вместе с вами. Зато сама вертушка польская, вон даже лейбл свой не постеснялись оставить. Наш только тракт усилителя, причем на микросхемах, ничего не испортили в плане звука.

— Вот и чудно, я войлок подложу, чтоб игла не скакала. А что есть у той здоровущей Веги за семьсот пятьдесят, чего нет тут?

— Кассетник. Но он полное дерьмо, чуть ли не четвертый класс по характеристикам. Зато венгерский.

— Не надо нам кассетников, заверните это.

— Сами потащите? Пятнадцать кило весит.

— Шпагат есть коробку обмотать? Допру, своя ноша не тянет. О! И пластинок парочку, а то что ж я слушать буду на нем?

Нёс домой, пыхтел и терпел. Своя ноша не тянет, но ладонь режет прямо не по-детски. Были бы саночки, шел бы и поплевывал. В другой раз буду умней. В общаге этих санок в коридоре навешано — бери любые, только верни потом.

Глава 17 Кровь и череп

Вот я и обжился как следует, даже аппарат для прослушивания пластов почти импортный в комнате стоит. Можно девиц к себе водить, как минимум одну, по имени Лена. Мысль про возможность снять однокомнатную квартиру приходила, но умные люди нашептали — сидя в общежитии легче выцарапать из своей организации собственную квартирку. Я всё-таки молодой специалист, мне положено отдельное благоустроенное жильё, надо только не упускать этот момент. Потому как… потому как тут так принято. Тут, это в мире, в котором я обжился и правила которого принял, словно иных не существует. Хотя всё моё сознание есть прямое доказательство того, что всё вариабельно и ничто не доказуемо. Непонятно? А уж как мне это непонятно, кто бы знал! Я внешне живу так, словно часть этого мира, а внутри ощущаю себя полугодовалым взрослым, конструкцией, которую произвели на заводе, прошили БИОС (откуда я знаю про БИОС?) снабдили операционной системой как ту ЭВМ. А потом эдаким Терминатором запустили в эксплуатацию. Но ведь с личностями так не бывает! Не бывает? Может я не личность?

С другой стороны, если верить доценту, преподававшему этому телу высшую математику в институте, в мире людей не так уж много личностей. Он громко и внятно изрекал, что на всю учебную группу в наличии всего пара этих самых, которые могут считаться личностями. А остальные? Словосочетание «условно разумная биомасса» не произносилось, но что-то такое в воздухе наверняка плавало. Я припоминаю то ощущение, если воспоминания настоящие, а не вписаны в мою голову кем-то шутки ради. Как правила «спейсбоулинга», о котором я «вспомнил» позавчера ночью. «Игра проводится на расстоянии не менее десяти тысяч метров от ближайшего космического объекта массой от десяти тонн и более, вне планетарных орбит. Запрещается применение несертифицированных боеприпасов и кустарных ранцевых двигателей. Мощность спортивного оружия не должна превышать…» Зачем и откуда в мою голову попал этот кусок знаний? А еще вдруг стало интересно: а один ли я такой или подобных искусственных личностей по планете ходит миллион? Чем плоха гипотеза? В голове что-то скребется насчет несостоятельности этой теории, но как-то невнятно.

Кстати, «Терминатора» в СССР еще не привезли, пока его сюжет крутится в народе на уровне слухов и ахов-вздохов, но мне знаком не только сюжет, но и картинки перед глазами из первых трёх фильмов. Получается, если верить подсознанию, то продолжение снимут. Или оно ошибается. Стащил из административного здания несколько листов ватмана, начал рисовать черной тушью и кистями, вышло неплохо, но как-то слегка минорно — греческий гоплит словил дротик в грудь. Значит, умею рисовать, вот я какой разносторонний. Потом взял чернила, разбавил и в оттенках синего забабахал целую картину, а скорее постер по мотивам романа Желязны «Остров мертвых». Жалко только, не помню, про что роман, только ощущение какое-то. И как жить с такой головой? Зато комната заиграла новыми красками с этими картинками на стене. А если учесть череп на полочке, то вообще атмосферно.

— Слу-у-ушай, так у тебя тут здорово! И чего ты меня раньше стеснялся к себе приводить?

— Раньше у меня нечем было заняться, а сейчас я музыкой разжился, можно предложить даме не только чай, но и послушать что-нибудь.

— Да ты стеснительный тип, Фролов! — захохотала Ленка — Я всё переживала, что ты без слабостей как рыцарь в скорлупе, а у тебя есть людские слабости! Ты у нас человек, оказывается.

— Человек, человек. Давай располагайся, чай скоро сварится.

А располагаться можно было на самодельной кровати из бруса, накрытой казенным покрывалом или таком же казенном стуле. Кто бы сомневался, что Лена с ногами заберется на кровать.

— Стильно, только немного мрачновато. Череп еще зачем-то поставил. Гипсовый?

— Обижаешь, самый натуральный, можно сказать, молоденький. Вон, еще зубы не все растерял.

— Ты что, с ума сошел! Человеческий череп?

— Угу. Сама же говоришь, атмосферно, стильно.

— Да, Фролов, беру свои слова обратно насчет твоей человечности. Где ты хоть его нашел?

— Друзья подарили на память, когда институт закончил. Чтоб не забывал веселые денечки. А вот не помогло, не помню почти ничего.

— И друзья у тебя такие же. Скажи, кто твой друг, и скажу кто ты.

— Ну и кто я?

Толком в тот раз не получилось выяснить, кто я. Закипел чайник на плитке, так что мы сменили тему. Кстати, поначалу пробовал не нарушать требования противопожарной безопасности и пользоваться электроплитой на общественной кухне под саркастическое хмыканье внутреннего голоса. Закончилось ровно так, как он и предсказывал — я то засыпал, то просто забывал про поставленный на плиту чайник. Бедняга в конце концов стал выглядеть как подбитый танк, и я сжалился над ним — купил плитку в свою комнату.